Советские образы, цветовые гаммы, предметы личного и общественного советского быта, многие и многие годы были великолепным материалом для актуального искусства – от соцарта, до акционизма. Относились ко всему этому материалу художники с иронией: чаще злой, иногда сочувственной. Только ностальгии не было, а теперь она полилась – как жидкость из носа не в меру сентиментального персонажа. Ностальгия – чувство такое удобное, такое уютное, безопасное – никто не закричит в гневе как Никита Хрущев на выставке в Манеже – «Абстракцисты и педерасты!».
В экспозиции самой ярмарки эта ностальгия еще как-то затушевывалась работами откровенно гламурными – сотнями изображений длинноногих полуобнаженных девушек, воспроизведенных в провокационных позах и ситуациях, выписанных яркими, люминисцирующими акриловыми красками, графическими вариациями позолоченных и посеребренных черепов Дэмиена Херста, английского художника для миллиардеров.
Довольно жалкий, гламурный эпатаж на «Арт-Москве» все же присутствовал – заглавная работа ярмарки: объект-инсталляция «Музыка SCSI 9» - гигантский цветок колокольчик из пластмассы и поролона, внутри которого можно полежать на белых подушках, сделан художницей Елизаветой Березовской, дочерью беглого олигарха. Явно только для посвященных эпатаж, смешная такая «фига в кармане».
Но этажом выше, в экспозиции работ, номинированных на соискание престижной художественной премии Кандинского, ностальгия захватывает все – она прорывается в темах, колорите, откровенных цитатах, даже в художественных концепциях и используемых материалах.
И это уже точно никакой не постмодернизм, которым сначала пугали постсоветскую публику, а теперь решили внедрять повсеместно. Как признак «включенности России в мировой художественный контекст», выражаясь языком современных художественных чиновников. Такой получился вполне новорусский постмодернизм, посмодернизм «хорошего тона» - он совсем без иронии и самоиронии, без намека даже на художественный бунт или «пощечину общественному вкусу».
Скорее такой постмодернизм показывает, что вполне себе способен занять нишу пропагандиста и агитатора, переместиться из пространства галереи на косынку девушки из движения «Молодая гвардия». Поэтому неудивительно, что главный идеолог «Арт-Москвы» Марат Гельман с удовольствием водил по экспозициям высокопоставленных чиновников из «Единой России».
Одна из заглавных работ, номинированных на премию Кандинского - серия картин Алексея Калимы «Женская сборная Чечни по прыжкам с парашютом». Светлые тона, добрые девичьи лица. Как с хорошего советского плаката о «спортсменках, комсомолках, просто красивых девушках». В описании сказано: так было всего полтора десятка лет назад, так осталось в благодарной памяти художника. И в общем контексте как бы подразумевается, что после этого ничего значительного для современных художников в Чечне не происходило.
Напротив – инсталляция из трехлитровых банок Ольги Трейвас. В советские времена в них «закатывали» компоты, - сейчас в них какие-то тряпочки. Называется по-английски «Rags Chapel» - Часовня лохмотьев. Только тряпочки очень уж аккуратные. Явно, что «вдохновение» к художнице снизошло из книжки по истории актуального искусства, глава про советский андеграунд. В книжных иллюстрациях это теперь выглядит совсем не больно.
Ну и так далее. До посмертных масок советских деятелей, склеенных из старых советских монет. Монеты в СССР, да, выглядели солидно.
Найденные когда-то с болью и отвращением к самому себе художественные приемы советского андеграунда копируются уже не только без ссылки на время и обстоятельства, но с подчеркнутой гламурностью. Печальная шутка покойного писателя и художника Вагрича Бахчаняна «Ни дня без строчки» - когда блистательный Вагрич сделал книжку в 365 страниц с единственной от руки написанной строкой «ни дня без строчки» на каждой, - обрела незаконнорожденного собрата в работе Ирины Штейнберг «Сутки» - на полу 1440 черно-белых фотографий с изображением цифр от 00.00 до 23.59. Милая девушка, подруга художницы, ненавязчиво отгоняет зазевавшихся посетителей, которые норовят пройти по фотографиям инсталляции.
Ей невдомек, что следы подметок могли бы стать неплохим дополнением к работе, если уж она экспонируется на полу.
Еще совсем недавно даже российский постмодернизм именно так и входил в мир: торт в виде упокоившегося Ленина зрители поедали, иконы художник рубил, приклеенные монеты с графических работ, специально посланных по почте, пропадали, – такими способами актуальное искусство предлагало зрителю выйти в некое новое жизненное пространство из абсурдности предложенного им художественного образа или жеста.
Но теперь, похоже, все в прошлом. Победила полная декоративность. Тишь да гладь. Вертикальная благодать.
Содержательные скандалы остались в прошлом. А если сейчас и возникают, то тоже связаны с прошлым. В день закрытия «Арт-Москвы» семь уже признанных классиками авангарда художников заявили о том, что откажутся от участи в ретроспективной выставке современного российского искусства в Лувре «Русский контрапункт», если Министерство культуры и Росохранкультура не отменят своего решения не привозить отобранные для экспозиции работы художника Авдея Тер-Оганьяна. Именно он двенадцать лет назад рубил иконы на художественной ярмарке в Манеже, а затем от уголовного преследования сбежал в Европу. Достаточно спорный был художественный жест. Но он был.
Григорий Нехорошев
Комментариев нет:
Отправить комментарий